– Лед, – позвал меня остановившийся на верхней ступеньке лестницы Второй. – Долго нам здесь куковать?
– Пока не стемнеет, можете расслабиться, – прикинул я возможные варианты развития событий. – Только караульных выставить не забудьте…
– Не учи отца… – буркнул измененный и принялся что-то втолковывать Рустаму.
Не знаю, о чем шла речь, но трое бойцов «Красного декабря» тут же перебазировались куда-то во внутренние помещения Дворца культуры и вскоре оттуда потянуло дымком. Не иначе – обед готовят. Это они правильно придумали – весь день на морозе не жравши тяжко кантоваться. У меня вон уже желудок сводит, но придется терпеть: пусть солнце еще только к закату клониться начинает, но никакой гарантии нет, что нынешний владелец моего ножа темноты решит дожидаться. Так – предположения, не более…
Неожиданно поймав себя на том, что невольно начал нарезать круги вокруг пентаграммы, решил хотя бы несколько минут постоять на месте. Не вышло. Муторно что-то. Ноги сами куда-то несут. И неважно куда, лишь бы отсюда подальше. Порезанное запястье уже не болит, ноет только, но зато кисть чешется – сил нет. И вялость какая-то. А что будет, когда от вина отходняк начнется? Да еще холод собачий. Будто в морозильнике.
Усеивающие стены рисунки вновь решили зажить своей жизнью, и их улавливаемое боковым зрением мельтешение здорово действовало на нервы. Появившаяся совершенно шизофреническая уверенность, будто Дворец культуры – это гигантское живое существо, которое только и дожидается, чтобы схватить нас и растворить в пустоте своих комнат, заставила податься к выходу.
И только на середине дороги удалось сообразить – творится что-то не то. Будто меня, как рыбу, поймали на крючок и теперь аккуратно пытаются подвести к берегу. А эти страхи всего лишь тонкая, почти незаметная леска, которая должна заставить двигаться глупую рыбину в нужном направлении. К счастью, снасть оказалась слишком уж тонка – стоило ее заметить, как сразу же удалось вновь уйти на глубину. В смысле – вернуться к центру фойе.
В незаметно подкравшихся сумерках перепаханный ногами снег почти не бросался в глаза, но я безошибочно определил расположение выведенных собственной кровью линий. У меня даже прорезалась подсознательная уверенность, что теперь между нами возникла какая-то связь. Плохо различимое даже внутренним зрением призрачное сияние поднималось от пола и терялось где-то под потолком, незаметно меняя свой цвет с насыщенно-багрового на блекло-розовый.
Глубоко вдохнув, я шагнул внутрь пентаграммы и облегченно выпустил воздух – пройти через сочившееся от пола сияние не составило труда. А вот внутри… Внутри оказалось странно. Действительно, странно. Будто теплым покрывалом укутало. И даже голова сразу болеть перестала. Да и растянуть, смять, а потом исказить пространство, возводя вокруг себя непроницаемые для чужих чар щиты, вышло куда проще, чем обычно. На какое-то время я вырвал себя из магического поля, но тут уколовшим спину холодным взглядом вновь напомнила о себе призрачная леска.
Закрутившись на месте, я осмотрел пустые провалы окон и невольно потерял контроль над частью своих защитных заклинаний. И восстановить их уже не получилось: вновь вернулись тошнота и слабость, а следом накатило какое-то гадкое предчувствие. Будто вокруг Дворца культуры начинает сгущаться тьма, и любой покинувший здание никогда больше не увидит солнечного света.
Завертев головой, я едва сдержался, чтобы сломя голову не броситься куда глаза глядят. Не знаю, что на меня нашло, но устоять на месте оказалось неимоверно сложно. Весь потом холодным покрылся. А караульным хоть бы хны – глядят в окна, как ни в чем не бывало. Предупредить их, что ли?
Но никого предупредить уже не получилось. Как раз в этот момент солнце скрылось за соседним зданием и перестало стрелять лучами в пустой дверной проем Дворца культуры. И тут же внутрь хлынули черные тени. Странно искривлявшие реальность куски первородной тьмы обогнули пентаграмму и метнулись к лестнице на второй этаж.
Черт, вот этого я не предусмотрел! Я – нет, а Рустам – да. Точнее, его кто-то предупредил. И, думаю, мне даже известно – кто именно.
Закружился выброшенный со второго этажа круглый предмет, по глазам ударила ослепительная вспышка. Тени тут же сгинули, не оставив после себя ни пепла, ни дыма, а в ярком свете шипевшего на снегу осветительного заряда с улицы во дворец бросились мертвяки. Сверху по ним сразу же открыли пальбу из ружей и автоматов, но я не расслаблялся и пытался в постепенно меркнувшем свете разглядеть того, кто и устроил все это представление.
Рыбак сам попался на крючок, но ту ли рыбину мне удалось подсечь?
Как выяснилось мгновением позже – ту. Вот только кто рыбак, а кто рыба, мнения у нас оказались диаметрально противоположными. И нельзя сказать, чтобы мое было единственно верным…
Заряды картечи сбивали бросившихся к лестнице ледяных ходоков с ног, а те вновь поднимались и размеренно – не быстро, не медленно, но как-то очень уж целеустремленно – двигались дальше. Через выбитые окна в фойе полезли новые мертвяки, но мне уже было не до них: непонятно откуда возникшая фигура человека в сером плаще на миг замерла перед пентаграммой и уже без колебаний шагнула вперед. Осветившая вновь погрузившееся в темноту фойе вспышка чародейского заряда позволила разглядеть прятавшееся под капюшоном плаща лицо, и невольно я отступил на шаг назад.
Из-под капюшона насквозь промороженными глазами на меня смотрел Крис. Ничуть не менее мертвый, чем при нашей последней встрече. Но при всем при том слишком уж активный для простого мертвеца. Да и для непростого – тоже. Ледяные ходоки, по сравнению с ним, бракованные марионетки, которых дергает за ниточки вусмерть пьяный кукольник. Нет, этот – совсем другого полета птица.